Девятая школа

В 1923 году Соня Тимофеева пошла в первый класс. Двухэтажное здание четырехклассной начальной школы, бывшей приходской, стояло напротив Екатерининского собора. Через год всех учеников перевели в здание бывшей Екатеринбургской мужской классической гимназии, а старую школу снесли в связи с началом строительства предвестника грядущего коммунизма — модернового здания обкома партии.

В те годы процветал новомодный бригадный метод обучения. Класс, в котором было около 30 человек, разбивался на группы. Обычно ученики трех соседних парт и составляли бригаду или звено. Вначале преподаватель обстоятельно объяснял новую тему, затем каждое звено самостоятельно закрепляло пройденное. Во время опроса каждая бригада получала задание. Несколько минут обсуждались варианты ответов, избирался ведущий, который и отвечал перед классом. Если ответ не вызывал замечаний, все ребята этого звена получали высший балл. Если ответ был неверен, кто-нибудь из членов бригады пытался спасти положение. Он и получал высший балл. Если никто из звена не мог справиться с каверзными вопросами оппонентов из других бригад, высший балл доставался им. Оценок знаний было всего три: не удовлетворительно (неуд), удовлетворительно (уд) и вполне удовлетворительно (вуд). В борьбе за высший балл кипели нешуточные страсти.

Дисциплина в школе была жесткой. Если учитель шел по школе, ученик обязан был стоять, пока педагог не пройдет. Однажды один шалун затеял драку и был немедленно исключен из школы. Как-то во время урока одноклассник исподтишка дернул Соню за длинную косу. Она взвизгнула и была тут же удалена из класса. До конца уроков проплакала она в раздевалке. Больше подобных происшествий в классе не было.На занятиях физкультурой  учеников прямо в коридорах школы  учили ходить строем, бегать, прыгать.

Львиную долю времени посвящали разучиванию пирамид, непременного атрибута того времени. Многократно отрепетированные, они мгновенно и с удовольствием исполнялись многочисленными участниками.

Долго помнила Соня школьный утренник, посвященный празднику Октября. Все стояли в большом зале, и каждый со своего места декламировал свою часть литмонтажа. Соне достались такие слова: «Помните, что знания и труд — все перетрут. А для того, чтобы победить, нужно много знать и учиться». После торжественной части и учителя, и ученики хором пели революционные песни.

Соне очень нравились уроки физики. Их вел пожилой мужчина с удивительным чувством юмора. Ну что может быть веселого в физических законах? А он умудрялся рассказывать о них с шутками и остроумными байками.

Совсем другой была химичка, незамужняя дама лет тридцати с ровным пробором в гладко зачесанных темных волосах. Сухая и строгая, она очень не любила, когда ученики задавали вопросы. «Слушать надо было!»- строго выговаривала она, когда какой-нибудь смельчак все же осмеливался переспросить ее. Но предмет свой она объясняла прекрасно и с вдохновением вела лабораторные занятия. Многие ее ученики впоследствии избрали химию своей специальностью.

По школе ползли слухи о безнадежной любви учительницы химии к новому учителю математики. В ходу даже был некий пикантный стишок. Предмет неразделенных чувств был молод и обаятелен. В отличие от химички, он поощрял любознательность питомцев: «Кто вопросов не задает, тот своей головой не думает», — любил повторять он.

Учитель рисования был невысокий, худенький, с бородкой. Он ставил на стол какой-нибудь предмет: вазу, деталь, эстамп — и предлагал его нарисовать. Для Сони это было сущим наказанием — она плохо рисовала, и у нее не было ни красок, ни цветных карандашей. Глядя на ее мучения, несколько предприимчивых мальчиков предложили взаимовыгодный «бартер»: они рисовали для нее, а она писала за них сочинения. Обмануть учителя рисования было непросто — с разных мест изображаемый предмет выглядел по разному, и юным художникам приходилось проявлять чудеса изобретательности. Нелегко было и Соне писать сочинения на разные темы и разным стилем.

На уроках литературы подбор изучаемых классиков был весьма своеобразен: Пушкин, Лермонтов и Толстой, как представители «реакционного» дворянства, были изгнаны из школьных программ. Некрасов же, Гоголь и Блок избежали этой печальной участи, не взирая на принадлежность к тому же «загнившему» классу. Учеников мучили нелюбимыми Маяковским и Демьяном Бедным. Втайне учащиеся все же читали опальных классиков — запретный плод во все времена был сладок. Увлечение же «упаднической музой» Сергея Есенина граничило с истерией — девочки рыдали над списками его стихов, а после безвременной гибели голубоглазого кумира горе почитательниц было безутешным.

На географии единственным наглядным пособием был старенький глобус. Все карты после передела мира в войнах и революциях безнадежно устарели, а новых еще не напечатали.

На уроках немецкого занимались нудным спряжением глаголов и почти не было речевой практики. Такая метода хороша для детей из семейств, где с младых ногтей бонны-иностранки пополняли словарный запас своих питомцев. В 20-е же годы мало кто мог позволить такую роскошь. Отсюда и всеобщее незнание языков, не смотря на многолетнее изучение. Но Соне было легче — от жены старшего брата она немного знала латышский, а от подружки Цили Футлик — идиш. Оба языка близки к немецкому и ей ничего не стоило иметь по этому предмету приличные отметки.

Через площадь от школы стоял величественный Кафедральный собор. В большую перемену ученики бежали туда и как раз попадали к причастию. Пробравшись сквозь толпу, дети вкушали необыкновенно вкусное церковное вино, которым батюшка из серебряной ложечки потчевал свою паству. Многие норовили повторить удовольствие, но бдительный священник бил шалунов ложкой по лбу. Однажды досталось и Соне — сладкая капля растеклась по носу. Закон божий в школе был давно отменен.

Году примерно в 26-м школу посетили представители власти, и на общем собрании ученикам и учителям было предложено убрать из дома предметы религиозных культов всех конфессий. Ослушников ждали кары, среди которых исключение из школы было самим мягким наказанием. Воинствующие атеисты пригрозили неоднократными проверками, и слово свое сдержали. Пришлось Евгении Васильевне, Сониной маме, снять с божнички все иконы.

Не обошли школу и заклейменные впоследствии идеи лженауки педологии — все учащиеся подверглись всестороннему тестированию. Способности Сони высокая комиссия признала «выше средних», о чем ей был выдан документ.

По городу ходили уже красногалстучные колонны с барабанами и горнами, но волны тотальной политизации еще не докатились до школьных дверей. Пионерские отряды дислоцировались тогда при клубах предприятий.

Однажды летом Соня две недели отдыхала в загородном лагере. Довольно долго добирались на телегах. Жили в недавно закрытой церкви. Вначале было жутко, потом привыкли. Спали на соломенных матрацах. Еду готовили сами во дворе на кострах. За детьми присматривали две женщины, которых все очень слушались. Погода была теплая, дети играли, пели песни, собирали ягоды и грибы.

На втором году обучения Сонин класс водили на экскурсию в музей Революции — печально знаменитый дом Ипатьевых. Учеников заводили в большую богато убранную комнату с длинным столом, покрытым красивой скатертью. Вокруг стояли стулья с высокими спинками. Стол был изысканно сервирован золоченой посудой. Детям рассказали, что когда семья плененного самодержца Российского сидела за этим столом, в комнату вошел Петр Ермаков и предложил царственным узникам пройти в подвальное помещение. Экскурсантам предложили повторить последний путь несчастной семьи. Охваченные ужасом дети шли через улицу к двери рокового подвала, спускались по знаменитым 23 ступенькам вниз и попадали в комнату, на полу и стенах которой были заметны бурые пятна от засохшей крови. В деревянных досках было множество маленьких выпиленных квадратиков. Школьникам объяснили, что это следы извлеченных пуль. По словам экскурсовода, первый выстрел в Николая II сделал Ермаков. С момента гибели царственных мучеников прошло всего семь лет. Спустя годы Соня с удивлением прочла, что все было совсем не так, как она слышала в детстве. Впрочем, о том, что было на самом деле, споры,  наверное, не утихнут никогда.

Героический Петр Ермаков с удовольствием ходил по школам и рассказывал детям, как его выстрел навсегда освободил страну от власти ненавистного тирана и принес желанную свободу. Это был довольно симпатичный человек среднего роста с густыми черными волосами. От его рассказа веяло ужасом, но слова о свободе и грядущем всемирном счастье заставляли  воспринимать этого человек как героя — освободителя.

Запомнилась Соне еще одна экскурсия. Когда она училась в 5-м классе, их водили на Каменные палатки на место маевок. Транспорт туда не ходил, даль была страшная. Стоял чудесный теплый день бабьего лета, и школьники с песнями легко дошли до таинственных скал, стоящих в труднопроходимых зарослях. Замшелые каменные плиты были густо испещрены экзотическими надписями.

В тот же год Соне, в числе других лучших учеников, доверили внести свою лепту в борьбу с неграмотностью. Каждого «учителя» снабдили маленькой грифельной доской и мелом. После уроков Соня спешила к двум подопечным. К весне она должна была научить их читать, расписываться и знать основы счета. Все это великовозрастные ученицы не без труда одолели. Особенно тяжело давались им буквы «Ъ» и «Ь».

С 6-го класса дополнительно к общеобразовательным предметам в школе организовали обучение специальностям медицинской сестры и химика-лаборанта. При формировании групп учитывалось желание, успеваемость и даже внешний вид — несимпатичных девушек в медсестры не брали.

Лица одноклассников и учителей Соня помнила до конца дней, но время стерло из памяти многие фамилии, кроме Алеши Зубрицкого, красивого белокурого, очень подвижного и одаренного мальчика, девочки с редкой фамилией Кошакошвили и еще трех одноклассников со звучными фамилиями Шинкаль, Киенинсон и Хламнович. Увы, многих ждала трагическая судьба: войны, репрессии, ранняя гибель.